Сверху и снизу - Страница 38

Я читаю заголовок статьи: «Кулаки, часть первая. Дырка», и бросаю журнал на стол.

— Забудьте об этом. Вам никогда не удастся засунуть в меня всю руку.

— Сегодня мы этим не будем заниматься, — улыбнувшись, говорит М. — И даже на следующей неделе не будем. Сначала почитайте, а потом постарайтесь взглянуть на это непредвзято.

— Я не настолько велика. Вы меня просто разорвете.

— Читайте же! — говорит он и, поставив на стол кружку с чаем, уходит.

— Это все, что я обещаю! — кричу я ему вслед. Не глядя на статью, я пью чай, думая о том, что, наверное, он проделывал это с Фрэнни. Наконец я решаюсь взглянуть на фотографии. Вот на четвереньках стоит женщина, и. кто-то засунул сзади руку в ее влагалище. Я начинаю читать, но не могу сосредоточиться. Мой взор все время обращается к снимку, к руке, исчезающей во влагалище. Вернувшись к тексту, я зеваю, вновь перечитываю абзац — речь идет о том, что просто сжать руку в кулак почему-то недостаточно, — затем, подняв голову, обнаруживаю, что М. стоит рядом и смотрит на меня.

— Закончили? — спрашивает он. Я качаю головой:

— Никак не могу сосредоточиться. — Я снова зеваю. — Видимо, действительно устала.

— Тогда вам надо прилечь. — М. помогает мне встать.

— Да, пожалуй. — Мои слова звучат слабо, словно издалека. Я приваливаюсь к М., он ведет меня в кабинет и усаживает там на кушетку.

— С вами все в порядке? Я киваю.

— Ложитесь, сейчас вам будет лучше. — Он снимает с меня туфли и мягко подталкивает на кушетку. — Постарайтесь заснуть, закройте глаза и спите.

Кажется, М. говорит что-то еще, но я уже не могу разобрать слов. Влагалища и исчезающие в них руки все еще беспокоят меня. Я пытаюсь сконцентрироваться, но сознание затягивает сонная пелена. Уступая ей, я поворачиваюсь на бок и проваливаюсь в забытье.

Я никак не могу проснуться и, только открыв глаза, вижу высоко над собой длинную деревянную балку во весь потолок. Моя голова кружится. Я закрываю глаза и вновь их открываю. На сей раз передо мной М. медленно раскачивается из стороны в сторону, как кукла на веревочке. Я пытаюсь повернуться, чтобы получше его рассмотреть, но шея мне не повинуется, и я вижу М. только сбоку — он сидит рядом со мной на стуле, наклонившись вперед и положив руку мне на лоб.

— Не пугайтесь, вы спали, потому что я кое-что подмешал вам в чай. Хлоргидрат.

Я снова открываю глаза и пытаюсь заговорить, но это мне не удается.

— Снотворное, — продолжает М. — Я дал вам небольшую дозу — только для того, чтобы ненадолго отключить.

Я уже немного пришла в себя и теперь вижу, что дело, кажется, очень плохо. Только сейчас я понимаю подлинное значение слов М.: Не пугайтесь. Я кое-что подмешал вам в чай. Снотворное. Пытаюсь сесть, но не могу этого сделать. Теперь я чувствую, как что-то сдавливает мое тело — собственно, это ощущение я испытывала с момента пробуждения. Внезапная догадка заставляет меня ужаснуться.

— Не пытайтесь двигаться, — почти ласково говорит М. — Это невозможно — вы только зря перенапряжетесь.

Он не снимает руки с моего лба, как будто это способно меня успокоить.

— Вот, взгляните. — Он подносит к моему лицу зеркало. На меня смотрят испуганные голубые глаза. Все остальное закрыто телесного цвета эластичной тканью — бинты «Эйс». Нос, рот, волосы — все закрыто, кроме глаз, да еще оставлена небольшая щелочка для ноздрей. М. поворачивает зеркальце так, чтобы я могла видеть свое тело — оно замотано бинтами, ноги связаны, руки прибинтованы к бедрам. Чувство полной беспомощности вызывает у меня панику. Я перевязана бинтами, как мумия. Меня мучает клаустрофобия, я задыхаюсь, кровь стучит в ушах.

— Расслабьтесь. — М. кладет руку мне на плечо. — И постарайтесь успокоиться. Вам будет легче, если вы расслабитесь.

Я смотрю на него и пытаюсь заговорить, но М. чем-то заткнул мне рот, и вместо слов из него вырывается только сдавленное мычание. Я отчаянно моргаю глазами, стараясь не заплакать.

— Ш-ш-ш! — шепчет М. и нежно целует мои веки. — Вы выглядите прекрасно. Не пугайтесь. Постарайтесь насладиться необычными переживаниями. Я долго провозился, пока вас не запеленал — хотел, чтобы вы оказались в полной изоляции и совершенно не чувствовали моих прикосновений. Прежде чем связать ваши ноги, я сначала правую забинтовал отдельно от левой — чтобы вы не чувствовали прикосновения кожи к коже. Прежде чем прибинтовать ваши руки к бедрам, я запеленал ваш торс, а затем полностью вас забинтовал — сделал кокон. Вы должны были утратить чувство осязания, не испытывать ничего, кроме давления бинтов.

Он кладет руку мне на голову и слегка ее опускает.

— Я постарался, чтобы вы могли видеть, когда проснетесь, но теперь собираюсь закончить кокон.

Я испускаю стон и снова пытаюсь заговорить или подвигать головой.

— Вы испуганы, — М. обматывает бинтом мою голову, — но все же вам лучше успокоиться. В таком положении вы ни чего не сможете сделать, так что расслабьтесь и сосредоточьтесь на своих ощущениях, на чувстве полной изоляции, на мысли, что само ваше существование зависит от другого.

Меня окутывает полная темнота — М. несколько раз обмотал бинты поверх моих глаз, и свет к ним больше не проникает. Я со страхом жду, что он замотает мне и нос и задушит меня, но М. вновь кладет мою голову на кушетку.

— Теперь я вас ненадолго оставлю. — Его рука ласкает мои забинтованные груди, затем пробегает по торсу. — Вы выглядите прекрасно, просто прекрасно.

Я слышу, как он выходит из комнаты.

Мое тело дрожит, все вокруг окутывает непроницаемая тьма. Я вспоминаю вторую часть сценария: деревянный гроб и стук комьев земли по его крышке — это М. закапывает меня заживо. Я задыхаюсь, мне хочется кричать, звать на помощь. Бинты, кажется, сдавливают меня еще сильнее. Неужели конец? Я содрогаюсь от сдавленных рыданий. Как несправедливо, говорю я себе. Как несправедливо! Я-то считала, что контролирую ситуацию, манипулируя М. Какая жестокая ошибка! Стараюсь дышать ровнее: вдох-выдох, вдох-выдох — вот так, глубже, на счет десять… вдох… выдох…